Jade Tailor
Medea Elpis Selwyn | Медея Элпис Селвин
• 31 год, 25 мая 1994 • чистокровная •
Место работы, должность: | Место обучения, факультет, год выпуска: |
Внешние данные
Цвет глаз: серый | Рост: 1.70 |
Цвет и длина волос: брюнетка, волосы длиной до лопаток | Телосложение: нормостеническое |
Краткое описание:
Медея предпочитает свободу движений, и выбирает одежду, которая не будет этому препятствовать, к тому же не любит формальностей. Её повседневный выбор - это просторные рубашки поверх маек, свитера оверсайз, удобные брюки и высокие ботинки. Пара платьев и мантий прячется в углу шкафа на случай, когда без этого никак не обойтись - в основном на каких-нибудь семейных торжествах. Попытки укротить густые кудрявые волосы она забросила ещё в Хогвартсе, и теперь они непослушной гривой ниспадают по плечам. Любит украшения, отдавая предпочтение недорогой бижутерии, о которой не нужно беспокоиться и можно без сожалений потерять или подарить кому-нибудь на память. Пальцы усыпаны кольцами, и без них возникает ощущение, что чего-то не хватает, зато очень редко надевает что-то на запястья - мешает. Левое ухо проколото трижды.
Движения резкие, порывистые, позы вальяжные, жестикуляция активная, а вот мимика не то чтобы слишком выразительная. При всей кажущейся эмоциональности действительно глубокие чувства Медея часто держит в себе. Голос негромкий, мелодичный.
О персонаже
Ближайшие родственники:
Отец - Conrad Selwyn, 54 года, глава британского филиала Международной конфедерации магов
Мать - Fiona Selwyn, 53 года, сотрудница Отдела Тайн, совладелица "Борджин и Бёрк", артефактолог
Младший брат - Leander Selwyn, 30 лет, гордость родителей
Младшая сестра - Athena Selwyn, 20 лет, тоже умница
Племянник (и где-то там есть невестка, его мать) - Terence Selwyn, 1 год, вам сделали внука, чего от меня-то надо?
Дядя - Berthold Borgin, 49 лет, совладелец "Борджин и Бёрк"
Бабушки и дедушки - Murchadh Borgin, Eimhir Borgin (nee MacDougal), Bartholomew Selwyn, Corinne Selwyn (nee Bonaccord)
История:
Когда её спрашивают, из тех ли она Селвинов, или уточняют, какое отношение она имеет к кому-нибудь из своих известных в магическом обществе родственников, Медея отвечает максимально уклончиво. Она не стыдится ни своей фамилии, ни этих связей, просто ненавидит, когда по ним начинают составлять мнение о ней самой. Да, она родилась в богатой и влиятельной семье - повезло с этим или нет, вопрос спорный - и это безусловно оказало немаловажное влияние на то, кем и чем она является сейчас, но абсолютно не значит, что на основании этого нужно вешать ярлык и преспокойно отправлять её в нужный раздел каталога. Впрочем, начать, наверное, нужно с начала? Ну, или с того, что таковым может назвать она.
Одно из первых отчётливых воспоминаний Медеи относится годам к четырём. Вечер, уже довольно поздно, но она не хочет ложиться спать, а Леандр, конечно, канючит вслед за ней. Папа хмурится, но соглашается прочитать ещё одну сказку Барда Бидля. Они ещё спорят, будет ли это "Зайчиха-шутиха" - выбор брата - или "Волосатое сердце колдуна", которую хочет послушать Медея. Кажется, они так и не успевают определиться, потому что дверь в детскую приоткрывается, и на пороге возникает мама. Всё ещё в дорожной мантии, немного уставшая, но, как всегда, красивая, улыбающаяся, пахнущая чем-то незнакомым и загадочным - путешествиями. Им разрешают лечь попозже, мама дарит подарки, обещает утром рассказать о своих приключениях и больше не уезжать так надолго. Медея, конечно же, верит всему, а мама, как обычно, исполняет только первое обещание.
Таких воспоминаний у обоих старших детей семейства Селвин наберётся немало. Появления Фионы они ждали едва ли не больше, чем Рождества, хотя, справедливости ради, она появлялась дома всё-таки чаще, чем раз в год. Но каждый раз становился праздником, а мама приносила в их размеренное существование дух авантюризма, увлекательные истории и необычные волшебные вещицы. За более обыденные же аспекты воспитания детей отвечал Конрад. Именно он читал сказки по ночам, отбирал лучших преподавателей для обучения перед Хогвартсом и чего ещё только не делал. А мама каждый раз обещала теперь уж точно остаться дома подольше, но без раздумий срывалась на другой конец света, стоило там замаячить какой-нибудь новой загадке. Медея всё ещё с нетерпением ждала её возвращения, но с каждым разом всё меньше и меньше верила этим обещаниям.
Однако, когда девочке было десять, Фиона и правда осталась дома, а через какое-то время родители рассказали им с Леандром о том, что у них будет братик или сестрёнка. Медея к этой новости отнеслась равнодушно, но обрадовалась тому, что это значило - пока что больше никаких путешествий. Правда, мама немного опоздала, и теперь уезжать предстояло дочери - в Хогвартс.
На церемонии распределения Медея попадает в Рейвенкло. Ей нравятся спокойные тона факультетской гостиной, вид из окна спальни и ощущение некой исключительности из-за того, что не каждому дано разгадать загадку на входе. Учёба тоже в общем-то нравится, но, в отличие от многих представителей своего факультета, Медея не гонится за отметками, усердно занимаясь только по тем предметам, которые кажутся ей интересными, и часто засиживаясь в библиотеке за увлекательной книжкой по заклинаниям, рассчитанной на курсы постарше, но забывая написать эссе по скучнейшей Истории Магии.
Дома на каникулах её встречает вся семья и маленький орущий свёрток - та самая сестрёнка, Афина. Медее она не нравится. Вся какая-то сморщенная, некрасивая, очень громкая, но самое главное - перетягивающая на себя всё внимание мамы. Та больше почти не рассказывает историй, а её присутствие не ощущается праздником, вместо этого дома, кажется, царит какое-то напряжение. Понять его причины двенадцатилетнаяя Медея не может, зато отлично замечает, что сестра забирает на себя всё внимание родителей, в особенности мамы. Оказывается, что ради кого-то она и правда может отказаться от своих путешествий, и этот кто-то - не Медея. Возвращения в Хогвартс она ждёт с нетерпением.
Медее почти четырнадцать, когда отец сообщает, что уезжает во Францию, один и на неопределённый срок. У Медеи в самом разгаре переходный возраст, она, разумеется, и не ожидает, что кто-то, принимая решение, додумается спросить её мнения, и ей безусловно плевать. Так что в ответ на эту новость она только равнодушно пожимает плечами и интересуется, нельзя ли ей отправиться в лавку к дяде Борджину. Ей нравится тамошняя немного мрачноватая тишина, а выставленные на витринах предметы вызывают жадное любопытство. Даже если к большинству нельзя прикасаться, можно ведь расспрашивать, как работает та или иная штука или пытаться разобраться в этом самостоятельно - ведь очень часто артефакты связаны с её любимым школьным предметом, заклинаниями.
Конрад уезжает, Медея жадно прочитывает его обстоятельные письма о жизни на континенте и тут же с раздражением комкает листы пергамента и выбрасывает, думая, что отец насмехается, так красочно описывая, как ему там живётся без них. В школе она по-прежнему уделяет внимание только тому, что интересно, пробует разные новые увлечения вроде квиддича (совершенно не её), должности фотографа в школьной газете (становится скучно через полгода), школьного хора (неожиданно задержалась, хотя репертуар им давно пора бы обновить) и дуэльного клуба (ну кто откажется подраться легально?). Примерно в это же время начинаются проблемы с дисциплиной. На угрозы преподавателей и декана пожаловаться родителям, Медея только усмехается, как ей кажется, независимо и очень язвительно. Отец во Франции, а мать снова неизвестно где, разгадывает очередную загадку природы и посылает подарки и письма только своей любимице. Медея была бы даже рада, если бы кто-то из родителей вышел за рамки банальной записки с нотациями, но, должно быть, ей не хватает безрассудства, чтобы сделать что-то, что действительно привлечёт их внимание и заставит беспокоиться по-настоящему. А может, это попросту невозможно.
Медее восемнадцать, она заканчивает Хогвартс не шатко не валко, если судить по оценкам за экзамены, но, конечно, родительских связей хватит, чтобы найти для дочери достойное место, на котором можно подождать, пока найдётся достойный муж. Медея отказывается наотрез и съезжает из фамильного особняка. Родители, судя по всему, не придают этому большого значения - как обычно - считают, что дочери просто нужно немного глотнуть свободы, прежде чем вступить во взрослую жизнь и даже выделяют небольшое содержание. С собственной гордостью договориться оказывается несложно, деньги Медея принимает и переубеждать родителей не торопится. Общения с ними вообще постепенно становится ещё меньше, и теперь уже сложно сказать, по чьей вине. На семейных праздниках или каких-то мероприятиях, на которых ей якобы жизненно важно присутствовать, онажеселвин, Медее скучно так, что скулы сводит от сдерживаемой зевоты. Ей наплевать на бессмысленные ритуалы, называемые поддержанием репутации семьи, неинтересны разговоры о политике, а гимны чистоте крови раздражают так, что хочется отстаивать равноправие просто ради спора и чтобы оживить обстановку. Ей, оказывается, не о чем говорить с людьми, чьего внимания так отчаянно пыталась добиться первые годы своей жизни, а дежурные и слишком запоздавшие вопросы "Как дела?" вызывают только усмешку. Зачем что-то рассказывать, если в ответ всё равно получишь только холодное неодобрение?
Медея даже не пытается построить серьёзную карьеру, не представляя себя закованной в рамки строгого расписания, официальных мантий и тонны формальностей. Наверное, она вполне могла бы стать частью семейного бизнеса, но вступать в вотчину Фионы хочется ещё меньше, чем, например, перебирать бумажки в Министерстве. Работа ей нужна лишь как источник средств к существованию, независимо от семьи, так что её вполне устраивает вроде как не подобающая тыжселвин должность продавщицы или официантки. Природную же любознательность Медея удовлетворяет, продолжая углублённое изучение заклинаний, в основном для себя. Работодатели, впрочем, редко отказываются от помощи с охранными чарами или ещё какой-нибудь облегчающей жизнь мелочью, и в основном не скупятся на премиальные.
Зарабатывать на фотографии Медея начинает совершенно случайно. У школьной приятельницы-журналистки случается какой-то там форс-мажор и, вспомнив о давних попытках Селвин внести вклад в школьную газету, бывшая однокурсница просит её помочь. Редакцию снимки вполне устраивают, работа не пыльная, и постепенно Медея втягивается, хотя так и не устраивается никуда постоянным сотрудником.
Ей двадцать восемь, жизнь течёт своим чередом и вполне её устраивает, в особняке Селвинов Медея появляется уже и на праздниках через раз, а об убийстве, с которым оказывается связан дядя, читает в газете. Имя матери там не упоминается, так что об её условной связи с трагедией в "Circumstance" Медея узнаёт значительно позднее и в форме упрёка, что совсем не интересуется делами семьи. Примерно в это же время в Англию вдруг возвращается отец, а Леандр всё чаще и резче, чем дипломатичный Конрад, высказывается о возвращении чистокровным их привилегий. Споры с братом ни к чему не приводят, и, когда в новостях всё чаще начинает мелькать название "Альянс-28", Медее остаётся только надеяться, что с ним не свяжут никого из родни. То, что она практически не общается с семьёй, ещё не значит, что ей хочется, чтобы кто-то из них загремел в Азкабан. К счастью, имя Селвин не фигурирует ни в одном разбирательстве, и всё постепенно возвращается на круги своя. Отец продолжает строить карьеру в Министерстве Британии, куда совершенно неожиданно устраивается и мать. Брат продолжает строить из себя образцово-показательного отпрыска чистокровного семейства, обзаводится женой, а затем и наследником, Афина заканчивает Хогвартс. Медея не собирается ничего кардинально менять в своей жизни, и их скандалы с Фионой, которую это категорически не устраивает, становятся всё громче. Складывается ощущение, что они уже давно забыли, почему ссорятся, и просто не могут общаться иначе.
Когда в Лондоне начинает формироваться новый волшебный переулок, Медея переезжает туда и даже помогает накладывать заклинания, чтобы изолировать его от магглов. Ей нравится здешняя свободная атмосфера, существенно отличающаяся от консервативной чопорности других островков магической Британии. Здесь постоянно что-то происходит, и кого только не встретишь.
Медее тридцать один, у неё нет респектабельной должности, мужа, детей, кошек и чётких планов на будущее, но её всё более чем устраивает.
Артефакты и навыки
Волшебная палочка:
Перо феникса, 11.5 дюймов, красный дуб, жёсткая
Артефакты:
Фотоаппарат, в который можно заряжать как обычную, так и зачарованную для колдографий плёнку.
Массивное кольцо, нагревающееся, если жизни или здоровью его обладателя грозит опасность магического толка. Приобретено в первую очередь, чтобы контролировать собственный энтузиазм в экспериментах с заклинаниями.
Домашние животные:
Сипуха Пандора
Способности:
Медея легко обучаема, но при этом поверхностна, освоить что-то достаточно глубоко она может только при достаточной мотивации, в роли которой эффективнее всего выступает собственное любопытство. В школе лучше всего ей давались ЗОТИ и Заклинания. По-прежнему интересуется чарами, ищет способы изучить новые, а также экспериментирует с известными ещё со школьной скамьи, пытаясь их модифицировать, например, продлить действие или усилить эффект, изобрести что-то своё пока не получилось, но кто знает, может, когда-нибудь. Хорошо освоила невербальные заклинания.
Начав случайно, действительно увлеклась фотографией и знает, что и как делает. Предпочитает портреты, как репортажные, так и художественные.
Абсолютно не ладит с животными и растениями, как волшебными, так и маггловскими. У неё дома через пару дней дохнут даже рыбки и кактусы.
Неплохо готовит и варит по-настоящему хороший кофе.
Дополнительная информация
Связь с вами: | Есть ли у вас ещё персонажи на этой игре? |
- Ничего такого, чего нельзя было бы отложить на несколько часов или вообще до завтра, - хмыкает Джинни, покосившись на стопку статей, - В конце концов, я их обычно жду ещё дольше, - добавляет она, состроив шутливо-недовольную гримасу. Джей заявляет, что не голоден, и Джинни усмехается, всё ещё не до конца отпустив сравнение себя с матерью. Та бы наверняка и слушать ничего не стала, выставив на стол «лёгкий перекус» после которого передвигаться можно было бы только жизнерадостными колобками, что твои карликовые пушистики. Джинни же, пусть и проводила порой подобные параллели, наконец-то смирилась с тем, что до хозяйственности Молли ей никогда не дотянуть, как и до её назойливости. Поэтому только кивает и, направляется на кухню, чтобы поставить чайник, по пути взмахом палочки захватив свою позабытую в рабочем пылу чашку.
- Да вот вскоре после того, как Лили уехала, и завела, - остановившись на пороге, чтобы далеко не ходить, когда закипит вода в чайнике, пожимает плечами Джинни, - Для меня одной тут… - взмахом руки показывает, что имеет в виду весь дом, - Пустовато, а её величеству в самый раз, - усмехается женщина весело.
Она, как ни странно, привыкла. Выросшая в нелепом нагромождении одной пристройки на другую, всегда полной народу, шума, веселья и незлобивых перебранок, Джинни вроде как и хотела больше простора, тишины и собственного пространства, но при этом долго была уверена, что домашний очаг должен быть таким, как место, где она выросла. Многолюдным, уютным, умолкающим лишь, когда все расходятся по кроватям. Вот только сначала основным источником шума стали их с Гарри крики, потом все по очереди разъехались вить собственные гнёзда, и только потом пришло осознание, что попытки воссоздать у себя дома «Нору» были, как и многое другое, совершенно не тем, что ей нужно. Так что, возможно, с сейчас недовольно позыркивающей на Джеймса кошкой у них немало общего, - И осторожнее с высказываниями про лишний вес в присутствии леди, - со смешком предупреждает Джинни, - если ей покажется, что ты говоришь про неё, мало не покажется.
Словно подтверждая её слова, Нимуэ окидывает отпустившего её Джеймса пристальным взглядом голубых кошачьих глаз, обиженно отходит в сторону, двигаясь при этом со всеми присущими ей изяществом и грациозностью, и принимается чистить и приглаживать чуть растрепавшуюся пепельную шерсть. Джинни насмешливо вскидывает брови, мол, я же тебе говорила, и внимательно слушает рассказ сына о – подумать только! – работе. Да уж, апельсинки от их с Гарри осинок точно не родились, наверное, она бы даже удивилась, если бы Джей заговорил в первую очередь о чём-то ещё.
- Отец переживёт, - заявляет Джинни с уверенностью, - И ты тоже справишься. Всё будет в порядке, - под свист чайника добавляет она уже по дороге на кухню. С помощью магии наполняет две большие кружки, выкладывает на тарелку горку шоколадных котелков – да, пускай примерная хозяйка из неё не вышла, но хоть что-то к чаю всегда найдётся – и левитирует всё это в гостиную, ловко расставляя на столике так, чтобы не задеть стопку бумаг. Справляется как раз в тот самый момент, когда Джеймс заявляет о девушке.- Вот как, - ободряюще улыбается Джинни, подмечая смущение парня, - Это замечательно, - она, вновь выставляя себя неидеальной матерью в глазах целых предыдущих поколений родителей, рада, что дети, в отличие от них с Гарри (или, вполне вероятно, что из-за них с Гарри), не спешат с браком. Но и чтобы у них на уме была одна работа, конечно же, тоже не желает, - У вас с ней всё серьёзно? – ведь то, что они возобновили отношения после расставания, должно быть что-то да значит, - Хотя познакомиться с ней буду рада в любом случае. Мне бы хотелось знать больше о том, что происходит в твоей жизни, - главное, чтобы после подобного заявления привыкший к самостоятельности сын не затребовал немедленного перевода обратно за океан.
[NIC]Medea Selwyn[/NIC][AVA]https://forumupload.ru/uploads/0018/2c/77/252/320403.png[/AVA]
