Поезд прибыл в Лондон достаточно рано – даже по меркам Дарлинга, уже привыкшего подниматься с рассветом, чтобы как раз к обеду сдать в редакцию отснятый и напечатанный материал, - и зевки раздавались тут и там, громкие и отчаянные. По сути он был, наверное, единственным из всех пассажиров экспресса, кто действительно жадно и с интересом рассматривал в окно быстро сменяющие друг друга холмы, поля, обширные пастбища и, наконец, симпатичные дома на окраинах города и трубы заводов. Остальные, сонные и неразговорчивые, сидели в креслах, уткнувшись в книги, кроссворды или мобильные телефоны; кое-кто уже топтался, ворча на соседей, в тамбуре, и ни те ни другие вовсе не обращали внимания на происходящее вокруг. Ему это было даже на руку: если небольшая клетка с ручной канарейкой ещё могла сойти за приемлемый багаж для путешествующего провинциала, то палочка, торчащая по рассеянности владельца из внутреннего кармана его лёгкого плаща, явно внушала подозрения. Со стоящей прямо на багажной полке над ним спортивной сумкой тоже было не всё гладко: половину её бока занимала эмблема с логотипом «Нюхлера», а внутри периодически что-то шевелилось, тряслось и как будто чавкало. Или, по крайней мере, пыталось. В очередной раз бросив на неё обеспокоенный взгляд, он твёрдо пообещал себе, что никогда больше не будет брать с собой «Книгу о чудовищах», даже её последнее, лучшее и подробнейшее издание - и облегчённо вздохнул при виде приближающейся платформы.
Впрочем, встретить его сестра сегодня не смогла, поэтому до того как всё-таки очутиться в родном доме, Дарлингу довелось не раз извиниться перед теми, кого он обогнал, толкнул или случайно наступил на ногу, переспросить дорогу и бежать за автобусом. Чисто теоретически он мог бы заказать проезд в «Ночном рыцаре», но то ли Дарлинг казался не таким уж попавшим в беду, то ли эта консервная банка по обыкновению проскочила пару промежуточных остановок, но путь искать приходилось на своих двоих. Даже карта, купленная в привокзальном киоске и тщательно изученная за кружкой шоколада в обшарпанном кафетерии, не улучшила ситуацию: дом Дэвис по-прежнему был где-то за пределами досягаемости, а пользоваться магией он не решался, опасаясь, что его увидят. И когда многоэтажка с заветным номером на фасаде возникла из-за угла, Дарлинг готов был проклясть темнейшими и запрещённейшими заклятиями из всех неизвестных ему тёмных и запрещённых заклятий тот день, когда ему почудилось, что путешествие – это хорошая идея. Пробормотав сквозь зубы благодарность хозяйке за то, что она любезно дождалась его, чтоб передать ключи от жилища квартирантки, он не без труда притаранил свой багаж на нужный этаж (лифт предусмотрительно сломался) и, отперев дверь, со стоном ввалился в неё. Душ, - монотонно стучало в голове, - горячий душ и кофе. Две вещи, за которые Дарлинг мог бы убить, будь он способен на это, и которые, как он полагал, его и ждали, оставленные ему заботливой сестричкой, раз уж бесконечное спасение и продлевание жизней не дало ей лично приехать за ним с утра.
Но ждало его кое-что другое.
Первым сигналом о том, что что-то не так, был кусок пиццы, уже слегка зачерствевший, но вполне съедобный и даже довольно аппетитный для умирающего с голоду, в одиночестве лежащий в старом холодильнике в компании картофелины и банки маслин. Как только Дарлинг его съел, запив соком из полупустого пакета, вид у дэвисовской кухни стал ещё более грустный, и ни горка посуды, ни расшатавшаяся ножка под табуреткой не добавили ей уюта и хоть немного обжитости, на которую он так рассчитывал. На этом стоило притормозить, но гиппогриф дёрнул его пойти дальше и воочию убедиться, что ад для перфекционистов существует и находится прямо тут, в чёртовой квартире на чёртовой улице в чёртовом Лондоне, где живёт чёртова Трэйси. Одежда висела на спинках стульев, а частично покоилась на полу так, словно кто-то кидался ею в кого-то, на столе прилипли два подозрительных флакона с загадочной плесенью, а фотография вокалиста из «Ведуний» отклеилась и вот-вот грозилась улететь в окно. В самом дальнем и без сомнения тёмном углу печальный, заросший со всех сторон пылью паук испуганно таращился то на оторопевшего Дарлинга, то на притихшую канарейку из-за оперения воткнутого в пугающей близости от его паутины дартса. Молча потаращившись на него в ответ, Дарлинг с тоской покосился на ванную, мечты о которой откладывались на совершенно неопределённый срок, достал палочку и, закатав рукава до локтя, взялся за грязное и неблагодарное дело.

Спустя много не самых простых и приятных часов в обществе щепок и тряпок, швабры и чудом оставшихся в живых посуды и скудных продуктов вся квартира резко и разительно переменилась. Не то чтобы Дарлинг был большим специалистом в бытовых заклинаниях, но даже его познаний хватило на то, чтоб сложить носки по парам, заштопать дыру на целительском халате (по всей видимости, запасном) и стереть разводы от ещё в том веке убежавшего на плиту кофе. В прихожей высились два мешка, набитые под завязку каким-то мусором, который, по мнению Дарлинга, уже давно следовало бы оттащить на помойку, но выносить решение о его дальнейшей судьбе он позволил сестре. Банан, подгнивший на три четверти, исчез, вся пластмассовая сушилка была заполнена отмытой и ополоснутой посудой, а в сковороде появились две сосиски, безыскусно, но сытно поджаренные с зелёным горошком и французскими тостами. Канарейка, которую он забыл накрыть хотя бы полотенцем, заливалась в клетке, время от времени поглядывая на ещё стесняющегося паука, для которого Дарлинг с недюжинными аккуратностью и терпением вычистил его мрачный потолочный угол. Но ничего этого, как и шагов вернувшейся в ночи со смены Дэвис и звуков её восторга, он уже не слышал, успев лишь принять вожделенный душ и моментально уснув как убитый прямо на неразложенном диване под зашитым халатом.

Отредактировано Durham D. Davis (2016-09-20 14:53:21)