калина красная.

Страница: 1

Сообщений 1 страница 5 из 5

Поделиться12016-07-29 19:16:36

Автор: Tracey Davis
Гость

а за название мы будем благодарить пенни.

Участники: potter vs. davis
Место действия: больница святого мунго, чья-то из нас палата.
Время действия: нам не ведомо и вспомнить нет никакой возможности.
Описание: поттер выйграл войну за мир, но проиграл битву за разум.
а у меня изначально не было шансов ни в том, ни в другом.
Предупреждения: это только ничтожная часть того, что в любой момент случиться может с тобой (с)

[AVA]http://s017.radikal.ru/i440/1504/6f/f16d22e37112.jpg[/AVA]

Отредактировано Tracey Davis (2016-07-29 19:17:20)

Поделиться22016-07-29 23:23:07

Автор: Tracey Davis
Гость

пост выложен с самыми высокими чувствами к пропавшему автору.

Голос. Я слышу его. Они говорят, что так не должно быть, но я-то знаю, что это нормально для меня. Я просил Гермиону рассказать им, подтвердить, что этот голос давно звучал в моей голове, но она только плакала и обещала, что мне помогут. Кто? Они?! Они даже не хотят меня выслушать! Стоит мне начать рассказывать о том, что Волдеморт всегда говорил со мной, как они начинают поить меня какими-то отвратительными на вкус зельями, даже не утруждаясь дослушать до конца. Я пытался говорить с Гермионой, уж она-то знает всю правду, но сквозь ее слезы ничего невозможно разобрать. Это бесит меня! Она всегда была такой плаксой? Или я просто был терпеливее? Наверное, я был моложе. Маленький, доверчивый мальчик, который с открытым ртом слушал весь тот бред, который ему рассказывали. Но теперь, когда у меня, наконец, появилась своя голова на плечах, они упекли меня сюда.
Голос. Теперь он говорит со мной намного чаще чем раньше, но они не могут меня в этом винить! Он говорит со мной только потому, что меня ограничили во всем, заперли здесь, не говорят со мной и не слушают меня - с кем еще мне общаться?!
Гермиона говорит, что это не может быть Волдеморт, что я убил его, что он сам уничтожил крестраж во мне, но как она может знать лучше меня? Я-то знаю, что это Он. Это Его голос. Я всегда узнаю Его. Я так долго жил с частью его души, что, наверное, сумел спасти ее в тот роковой день. Гермиона говорит, что этого не может быть, потому что на этот раз Волдеморт погиб навсегда и что все, что творится в моей голове - это я сам, но мне-то лучше знать! Это Его голос и Его слова.
Он говорит мне, что они все боятся меня. Что они так долго обманывали меня и теперь, испугавшись расплаты, решили запереть меня в Мунго. Он говорит, что я герой, победитель, но никто не хочет моей славы, они, как стервятники, хотят расхватать ее себе и забыть обо мне навсегда! Он говорит, что они не стоили моих страданий, моих сил, моих жертв и подвигов. Поначалу я не хотел верить ему, но день за днем я провожу в Мунго и у меня больше нет причин, чтобы спорить с ним. У меня нет аргументов.
Они боятся меня, завидуют и ненавидят. И я готов ответить им взаимностью.
Голос сказал мне не показывать вида, как я отношусь к ним. Велел мне быть хитрее этих идиотов, продолжать улыбаться и кивать тогда, когда они хотят, что б я улыбался и кивал. Поэтому когда Рон с Гермионой приходят меня проведать я улыбаюсь им. И киваю. Пока я держусь и еще ни разу не сказал Гермионе, как меня бесит все, что она говорит. Как меня раздражают их наигранно-постные лица. Они всегда мне завидовали, я знаю это. Рон никогда не скрывал, что он не хочет оставаться в моей тени и не удивительно, что эта лохматая грязнокровка придерживается того же мнения! Они специально не говорят колдомедикам о моей связи с Волдемортом. О том, что во мне живет часть его души. Если они расскажут правду, то им поверят и меня выпустят отсюда, но это никому не нужно.
Они хотят упрятать меня обратно в темный чулан под лестницей.
Они хотят, чтобы я снова жил в темноте и паутине.
Они надеются, что я сдохну там.
Никчемные идиоты! Я буду улыбаться и кивать. Улыбаться, кивать и думать, как выбраться отсюда, чтобы отомстить всем этим неблагодарным ублюдкам! Они хотели, что б я умер на этой войне, но я выжил не для того, чтобы сгнить в Мунго.
Как не странно, здесь есть те, с кем я могу говорить. Те, с кем можно общаться. Да, по большей части меня окружают сумасшедшие идиоты, совсем сбрендившие придурки, но есть и парочка людей, которых здесь держат так же, как и меня. Нормальных, здоровых, но неугодных.
Среди тех, с кем я общаюсь здесь - Трейси Дэвис. Она немного со странностями и я не знаю, кому именно она перешла дорогу, но она абсолютно точно здесь только потому, что кому-то так захотелось. Как и я.
И когда уходят все те, кому я должен улыбаться и кивать, я иду поговорить с ней.
Трэйси нашлась быстро. В своей палате. Нам, тем, кто кивает, когда надо, не забывая при этом улыбаться, иногда разрешают бродить по этажу. Нас не привязывают к кроватям и не пичкают зельями до бессознательного состояния. По крайней мере, не всегда. Именно поэтому у меня есть возможность пойти и найти Дэвис в ее палате. Это сильно экономит время. В смысле, то, что не приходиться пытаться бороться с зельем, ремнями и сбегать, выискивая такую же сбежавшую Трэйси где-нибудь в палате идиота-Лоулера. Абсолютный псих, кстати, но достаточно забавный парень. Жаль, что его редко отвязывают.
Палата Трейси не заперта, а значит, можно не стучать. И я, не стучась, пересекаю порог, вместо этого громко хлопая дверью за своей спиной - должен же я дать ей понять, что пришел я.
- Дэвис.
Это и приветствие и дополнительное подтверждение, что я - это я. Ну, голос, она же должна узнать его? А еще таким способом я показываю, что я вменяем и вовсе не под действием той гадости, которой нас здесь пичкают. Когда мне не удается избежать приема зелья я, обычно, не узнаю ее.
- Хорошая погода, да? - говорю я, перетаптываясь с ноги на ногу и думая, куда бы сесть, чтобы чувствовать себя, как дома, но показывать, что я достаточно воспитан, чтобы понимать, что в гостях. На счет погоды - это, конечно, ерунда. Я не знаю, какая она там. Я не искал сегодня окно и не смотрел в него. Но я прекрасно знаю, что именно с нее начинают разговор.
Что, кстати, в очередной раз доказывает, насколько я вменяем, а все, кто держат меня здесь - лицемерные и завистливые скоты.

[NIC]Harry мать его Potter[/NIC]
[STA]лучший из запеканок[/STA]
[AVA]http://savepic.ru/10745757.gif[/AVA]

Отредактировано Tracey Davis (2016-09-29 21:38:59)

Поделиться32016-07-29 23:26:04

Автор: Tracey Davis
Гость

Меня здесь редко кто навещает. С каждым днем меня забывают все больше. Для этого меня сюда и запихнули. От таких, как я, надо избавляться при первой возможности. Вычеркивать из всех списков, выжигать фотографии из школьных альбомов. Пусть выжигают. Меня тащили сюда, я сопротивлялась, я что-то кричала и пыталась расцарапать кому-нибудь лицо. Не принципиально кому. Санитару, матери. Или себе. Себе – даже лучше – только так им можно что-то втолковать. Объяснить, насколько меня достало все окружающее, насколько мне хочется стереть все с лица земли, и себя – в первую очередь. Я себе надоела. До невозможного. Все мои мысли и слова – сколько это должно продолжаться?! Я писала об этом на пергаментах, вырезала колдографии и статьи из газет, собирала все никчемные заметки и развешивала их по своей комнате. Все до единой. Так, чтобы на стенах нигде не осталось ни одного голого участка обоев. Мне надо было, чтобы люди присмотрелись и увидели, насколько это все ничтожно и бессмысленно. Все. Вообще все. Мне хотелось сжечь дотла, разрушить и уничтожить. Когда я вдруг поняла, что стены в моей комнате никто не может увидеть - я подожгла ковер в гостиной. Этот ужасный, со страшными узорами коричневый ковер, который так же бессмысленнен, как и все остальное в том доме. На той улице. Везде.

Но мама распсиховалась. Из-за ковра.
И вот я здесь.

Никто так и не понял. Сейчас я знаю, что глупо было ожидать от них чего-то такого – они все не понимают. Что-то мне доказывают, смотрят как-то озадаченно. Это сложнее их. Да что там, это сложнее даже меня. Я переворачивала свою палату вверх дном, писала на всем, на чем можно писать. Все, что думаю. И чего не думаю – тоже. На пергаменте. На стенах. На себе. Мне завязывали руки перед собой крест-накрест, давали какие-то зелья. Я говорила. Просто устала кричать. Почему никто не хотел слушать? Старый сумасшедший врач все спрашивал «когда у вас впервые появились эти мысли?». Идиотский вопрос. Они были со мной всегда. У вас что – нет? Они же так очевидны. Просто раньше это было легче выносить. Но теперь вот я лежу в белой палате с белыми простынями. В белой ночной сорочке, с бледно-белой кожей и бледными мыслями. Все тускнеет, все одинаковое. И бесполезное.

А потом мне стало все равно. Просто в какой-то момент я прошла точку невозврата, после которой меня вообще почти все перестало занимать в этом мире. Я успокоилась – более чем, я стала такой ровной, ровнее не придумаешь. Но это тоже отчего-то стало всех беспокоить. Черт возьми, им не угодишь. Я могла лежать целый день без движения – это их не устраивало. Пройдись. Встань. Хотя бы сядь. Ты можешь поднять руку? Кивни. К черту. Мне вернули пергамент, дали канцелярские принадлежности. Пиши. Теперь можно писать. Говори. Говорить тоже можно. Не хочу. Только не с вами.
Ко мне никто не приходит. Врач говорит, у меня есть друзья. Где? Он приходит ко мне с какой-то женщиной и говорит - Трейси, это твоя мама. Она какая-то сморщенная и некрасивая. Это не моя мать, я это знаю, но он твердо уверен, что сможет меня провести. Я киваю. Улыбаюсь. Привет, мам. Отлично выглядишь. Я не знаю, зачем им этот спектакль каждый раз, когда мы все знаем, что это не правда. Но мне все равно, я могу подыграть. Только не оставляйте меня с этой женщиной наедине. Она начинает много говорить и пугает меня. Я прячусь. Мое любимое место – под кроватью. Мне кажется, меня там не видно и можно избежать лишних кивков и улыбок. Но меня находят. Я не знаю как, но каждый раз находят. Это какая-то лаборатория, за мной следят. Я их ненавижу. Но не говорю им об этом. Не дождутся.
Мне разрешают выходить из палаты – ходить полезно. И я хожу, на всякий случай, ведя рукой по стене. Никогда не знаешь, когда она выскользнет и оставит тебя посреди коридора. Без опоры. Это тоже пугает.
Я знаю, что лежу в психиатрическом отделении. Что меня окружает всякие психи, несущие какую-то белиберду. Один считает себя министром магии – но он славный парень, когда не начинает издавать указы и приказывать санитарам посадить меня в Азкабан. Я ему не нравлюсь, а вот он мне – да. В общем, общение не сложилось.

Светло. Как днем. Может, потому что это день. Я там же – под кроватью. Здесь давно уже не пыльно – я все собрала на себя своим частым здесь пребыванием. Я просто не знаю, куда ещё спрятаться, стул в моей палате – это смешно, за ним меня будет сразу видно любому входящему. И занавески на окнах слишком короткие, они скрывают только наполовину. Одеяло – это тоже смешно. Я пробовала.
Хлопает дверь. Резко, громко, и больно по ушам. Я зажмуриваюсь, закрываю уши руками, и мне очень хочется ныть. Но голос. Голос я узнаю. Я его везде узнаю, это Гарри Поттер. Он ко мне приходит, я тоже к нему хожу. Он здесь самый нормальный, и один из немногих, с кем можно поговорить. Не улыбаясь и не кивая. Правда, он умер много лет назад. Его убил Тот-Кого-Нельзя-Называть. Зачем мертвых держат в больнице – я не знаю, наверное, его тоже надо вычеркнуть из всех списков. Почему он сам не уходит на тот свет - я не спрашиваю. Это невежливо.
– У тебя есть ложка? – я не спешу вылезать к нему навстречу. Но мне нужна ложка. Я стащила у соседнего пациента пудинг – я вообще-то терпеть не могу пудинг, но, может, Поттер его любит?
– Только честно! – предупреждаю я. Пусть не врет мне. Не хватало ещё его мертвого вранья.
– И быстрей иди сюда. Ко мне в любой момент могут прийти, – он должен найти меня. По голосу. Знаю, под кроватью искать не привычно, но он вроде смышленый парень – должен сообразить.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i440/1504/6f/f16d22e37112.jpg[/AVA]
[STA]лаваш[/STA]
[STA]you're the truth not I[/STA]

Отредактировано Tracey Davis (2016-09-29 21:39:13)

Поделиться42016-07-29 23:34:57

Автор: Durham D. Davis
Гость

- Дэвис?..
Моя заготовленная фраза о погоде пропадает всуе: в этой неестественно бледной и скучной комнате я – единственное пятно, по цвету отличающееся от тусклых голых стен, крахмальных простыней и пластиковой мебели. И единственное живое. Я растерянно потираю лоб, машинально нащупывая шрам, но голос, говорящий со мной, направляющий, объясняющий и успокаивающий почти что каждый день, молчит. Как назло. Наверное, он спит. Ему ведь тоже необходимо когда-то отдыхать, правда? Все однажды устают от войн. Больше всего он любит приходить ко мне после отбоя, по ночам – тогда в моей палате никого нет и его не перебивают колдомедики с их дурацкими вопросами и мерзким питьём и не заглушают ругательства Рона и рыдания Гермионы. Я тоже люблю это время – если он внезапно напоминает о себе днём, когда действуют часы приёма посетителей, мне приходится слушать и его, и собеседника одновременно, и я часто отвлекаюсь и забываю кивать в нужный момент. Это чревато последствиями. К тому же от перенапряжения появляется боль в висках, тупая, как мой кузен Дадли, и я становлюсь раздражительным. Я пытался выбить её о дверной косяк, но лечащий разозлился – на шум или ещё на что-то – и поил меня проклятыми зельями, пока я не перестал соображать, где я вообще нахожусь. Впрочем, сейчас я бы, пожалуй, не отказался от совета, несмотря на то что это может закончиться для меня ещё неделей, проведённой в состоянии овоща и привязанным ремнями к койке, - должен же я найти Дэвис. Пока её не нашли врачи.
Гиппогриф задери, где она? Я разглядываю ощипанное перо и чернильницу, брошенную на столе, привинченном к полу, перебираю иссохшиеся и пустые пергаменты, как будто рассчитываю, что она оставила подсказки, с помощью которых я смогу отыскать её. Стоять глупо, но занимать чужой стул, а уж тем более кровать без приглашения – неприлично. Так уж в этой больнице заведено. Так уж они стараются выдрессировать нас. Будь это кто-то ещё, я бы сел – или лёг – просто чтобы до них наконец дошло, что я не намерен подчиняться их идиотским правилам. Но это же Дэвис. Лучше, чтоб у неё не было повода думать, что от лекарств, которыми меня здесь накачивают, я стал как остальные п с и х и. Она и так нервничает, когда я повышаю голос или предлагаю выпотрошить пару подушек, воображая, что это те, которые засадили нас сюда.
Окно плотно зашторено; я мог бы проверить, вдруг ей удалось вылезти из него, но это вряд ли – я же нормальный человек и прекрасно понимаю, что даже тощей Дэвис не под силу протиснуться сквозь щель между прутьями от решётки снаружи. Вот если бы у нас были волшебные палочки… Плюс в таком случае я узнаю, какая там, на улице, погода – быть может, вовсе и не хорошая, ливень или, наоборот, снегопад – и нам будет нечего с ней обсуждать, когда она вернётся обратно. Чёрт. Мы ещё не встретились, а всё уже так сложно. С ней всегда трудновато было заводить разговор. Она, конечно, оказалась на редкость вежливой и тактичной слизеринкой и никогда не спрашивает о шумихе вокруг меня и Волдеморта, но это не особо спасает. У неё другие заморочки. Куча других заморочек.

А ещё она никогда не здоровается.

- У тебя есть ложка? Только честно!

Чернильница, которую я успел взять в руки, мгновенно выскальзывает из них с адским грохотом, лишь чудом каким-то не разлетевшись вдребезги и не уделав содержимым это буйство белого и серого цветов в обстановке комнаты. Я в панике смотрю то на дверь, ожидая, что в неё ворвутся санитары, то на застеленную койку, из-под которой раздаётся хоть и слегка приглушённый, но узнаваемый голос. Чей-то ещё голос – наверное, мой собственный – велит мне поскорее спрятаться где-то. Не хочу прятаться. Надоело. Я устал делать вид. Что Волдеморт покинул мой мозг. Что я рад завистникам, нытикам и слабакам, навещающим меня и упрашивающим испробовать на себе очередное снадобье. Что мне нравится какао, что тут дают на ужин. Что меня устраивает происходящее в моей чёртовой жизни. Не хочу соблюдать распорядок дня и жить, бесконечно вздрагивая от любого шороха и любой упавшей тени. Кто бы ни стоял там, на пороге, кто бы ни собирался войти, я хочу выйти им навстречу и набить морду. Но Дэвис утверждает, что мне необходимо залезть к ней. Почему, почему она такая трусиха? Её приятели поддерживали Того, кого им было нельзя называть, на седьмом курсе, а она не хочет поддержать меня. Это им следует бояться – тем, кто врёт всему магическому миру о том, что мы якобы больны. Нам надо лишь сделать первый шаг. Руки начинают дрожать, а пальцы сжимаются в кулаки. Нормально, так постоянно случается, если я пытаюсь удержать свою злость внутри. Один грушевый леденец – вот, что мне нужно. Когда я сосу их, мне становится легче. Чуть-чуть.
Да и достать их куда проще, чем магловские сигареты.
- Нету, - коротко отвечаю я, вставая рядом с кроватью на колени и стараясь заползти под неё, не натворив ещё больше шума. Нашарив леденец в заднем кармане брюк, я осторожно сдуваю с него прилипшую нитку и быстро отправляю в рот. Это занимает меня на пару минут, зато в голове проясняется, и, открыв глаза, я уже готов взглянуть на голосящую Дэвис. Я вспоминаю, что стоило бы и её угостить леденцом, но они всё равно закончились, а мне это было гораздо полезнее, чем ей. Об этом бы и ребёнок догадался. В конце концов, если она будет сердиться, я просто вырублю её – я знаю особую точку на шее. Ей не будет больно, и это намного гуманнее, чем позволить медсёстрам всю её истыкать иголками или на месяц изолировать от меня в отдельной палате.

- Жаль, что не банановый, – это про конфету. С досадой.

- Ты ела калину, Дэвис? – а это про что?..

[NIC]Harry J. Potter[/NIC]
[STA]i am not sure[/STA]
[AVA]http://storage6.static.itmages.ru/i/16/0729/h_1469823896_8039945_fbe18b4011.jpeg[/AVA]
[SGN] [/SGN]

Отредактировано Durham D. Davis (2016-07-29 23:39:21)

Поделиться52016-07-30 00:13:39

Автор: Tracey Davis
Гость

Поттер медлит. Он так долго топчется по моей палате, что я начинаю чувствовать смутную угрозу нашей встрече. Это немного обескураживает, ибо какой тогда будет смысл в его появлении? А во всем остальном? Но ситуация меняется, и спустя время когда-то белые и возможно даже не дырявые больничные тапочки Поттера шаркают почти что к моему носу и замирают у тумбочки. Я в который раз отмечаю для себя, что он достаточно вежлив, чтобы не занимать мою койку без разрешения. Хотя я знаю, что в палате того же, например, толстого Эрни, он бы спокойно растянулся во весь рост. А потом бы ещё поколотил. Обоих. И койку, и Эрни. С ним такое часто случается – сначала он сжимает кулаки несколько секунд, а потом резко начинает что-нибудь крушить. Он очень нервный, но я не сужу его. Кто знает, как бы я вела себя на его месте.
Я слышу шорох. Он явно роется в моих пергаментах. Какую-то долю секунды я думаю, что надо было оставить ему там какую-нибудь подсказку, но тут меня начинает беспокоить вопрос с ложкой, и все прочее резко исчезает из моей головы. Я едва успеваю договорить последнее слово, как совсем рядом с моей головой раздается оглушительный грохот.

Я ненавижу звуки, я ненавижу любые чертовы звуки. Это все знают. Их все ненавидят. Мерлин, какого черта они опять врываются в этот мир. Я так хотела, чтобы их никогда больше не было. Я даже просила об этом санитаров. Много раз просила. Но меня никто никогда не слушает. И не слышит. Тупицы, непроходимые идиоты. Это же может кого-нибудь убить. Как они не поймут?

Я с силой сжимаю уши, которые однажды уже пыталась вырвать из своей головы. Потом задерживаю дыхание и собираюсь проделать это дурацкое упражнение, которое раз сто повторял со мной наш старый врач. Закрываешь глаза и представляешь себя в «тихом, приятном месте». Тихим и приятным местом у него считается зеленая безмятежная лужайка. Эта штука никогда особо не помогала, но это единственное, что они для меня придумали на такие случаи. И пока я пытаюсь представить что-то вроде разноцветных бабочек, Поттер уже оказывается где-то совсем близко. По крайней мере, его тапочки сменяются коленями, а потом я даже могу увидеть его лицо. Я пристально смотрю на него и на то, как он кладет себе в рот конфету, и думаю, действительно ли я хочу отдать ему свой пудинг. А потом оказывается, что у него все равно нет ложки, так что вопрос отпадает сам собой. Дурацкий пудинг мне придется есть самой. Снова.

- Ты ела калину, Дэвис?

Он задает этот вопрос и тоже смотрит мне в глаза. Я привычно рассматриваю его лицо, чтобы проверить, не изменилось ли на нем что-нибудь с прошлого раза. У людей здесь иногда меняются выражения лиц – это может быть не заметно, если не стараться это увидеть. Но когда такие изменения происходят снаружи, внутри у них тоже что-то меняется. Мне немного нравится Поттер, и я не хочу, чтобы с ним произошло также.
Или хочу, чтобы первой изменилась я.

– Зачем ты меня об этом спрашиваешь? – я напрягаюсь и пытаюсь понять, что он имеет в виду. Мне надо было съесть калину? А что, если я этого не сделала? Он просил меня об этом? Я могла забыть съесть калину? Но это глупо, он же знает, что я почти ничего не ем. Калину давали на завтрак?
– Поттер, - мне не до шуток и я хочу, чтобы он это понял. Я смотрю на него очень пристально и чувствую, как мои брови закладывают между собой две неровных складки. Когда-то моя настоящая мама переживала, что от этого у меня будут морщины. А вот о том, что потом её будет заменять какая-то старая уродливая дура она, почему-то, не переживала.
– Калина – это дерево? – я говорю серьезно. Если он думает, что я когда-то ела деревья, а я этого на самом деле не делала, надо будет объяснить ему всё как есть.

[AVA]http://s017.radikal.ru/i440/1504/6f/f16d22e37112.jpg[/AVA]
[STA]лаваш[/STA]
[STA]you're the truth not I[/STA]

Отредактировано Tracey Davis (2016-09-29 21:39:25)

Страница: 1